Каждую пятницу в рубрике «Поставь мне джаз» мы публикуем плейлисты, собранные по просьбе «Джазиста» людьми разных профессий и вкусов. Тему гость определяет сам, единственное условие — никаких условий, полная творческая свобода.
Яна Янковская,
руководитель и менеджер
культурных инициатив и выставочных проектов в современном искусстве,
арт-консультант, исследователь современного театра
Меня c детства восхищали люди, способные на сильный художественный жест, влияющий на развитие истории и эволюцию сознания человека. Такими людьми были и многие джазмены.
Любовь к джазовой музыке пришла ко мне сразу — не было какого-то пути поиска, отрицания, принятия или спонтанной, поверхностной влюбленности. Когда мне было десять лет, меня, как и сейчас, поражали вокальные возможности и те нюансы, в которых выражалась сначала энергия артиста, а вслед за ней и человеческая харизма. Настоящим откровением для меня в то время стала Sade. И остается им до сих пор.
Яркий вокал Шаде Аду буквально вдыхал жизнь в экспериментальное звучание ее бэнда — динамичное и эклектичное сочетание джаза, софт-рока, ритм-энд-блюза и фанка. Мягкий, хрупкий, «расщепленный», иногда даже шероховатый, но всегда размеренный и благородно-безмятежный голос Шаде, сложная работа с резонаторикой выделяли ее среди прочих вокалисток.
Композиции «Your Love Is King» (несомненно, old but gold) из дебютного альбома-бестселлера «Diamond Life» (1984) и «Love Is Stronger Than Pride» из альбома «Stronger Than Pride» (2000), в которых отчетливо слышна эстетика латино-соул (стиля, в котором певица начинала с Ли Барреттом), — отличные примеры выразительного использования субтона в вокале. Дополнить этот лирический ряд просто необходимо песней «In Another Time» из последнего, практически арэнбишного сборника Sade «The Soldier of Love» (2010).
Поскольку я исследую прежде всего театрально-пластические искусства, в частности сценографию, мне важно наблюдать за ролью звука в подаче идеи и — шире — в коммуникации со зрителем и слушателем. Мы редко задумываемся о том, что наше восприятие визуальной драматургии нередко диктуется драматургией акустической. Музыкант, как и художник, создает образ конкретного места, протяженный во времени. Один из ключевых вопросов моей деятельности: изменение позиции зрителя и слушателя в тотальной ситуации размыкания границ — жанров, стилей, самой формы. Могу с уверенностью сказать, что джаз в этом контексте стал поистине междисциплинарным направлением.
Первая композиция, которую нужно упомянуть, чтобы наглядно представить предмет разговора, — это «Shaolin Monk Motherfunk», экспериментальное сочинение австралийской группы Hiatus Kaiyote. Решительное хип-хоповое и электронное, почти трансовое вступление заставляет слушателя закрыть глаза и абстрагироваться от визуального — образов артистов и музыкальных инструментов, — и перенестись в другое объемное ретрофутуристичное пространство, которое нарисовано звуком. «Breathing Underwater» с того же альбома «Choose your weapon» (2015) визуализирует в клипе сложную среду отношений земли и воды, взывая к физическим ощущениям прерывистыми, но ритмичными гитарными риффами и низким звучанием клавишного синтетического баса.
Деликатный бархатный вокал, сочетание нео-соула, R&B и джаз-фанка, становится проводником в этом путешествии — фронтвумен Нэй Палм выходит за границы мужского и женского, отдавая дань уважения различным возвышенным формам любви. «Get Sun» в коллаборации с бразильцем Артуром Верокаем на последней пластинке «Mood Valiant» (2021) испытывает возможности существования альтернативного звука на территории нео-джаза, углубляясь при этом в философскую лирику (там Нэй Палм размышляет, помимо прочего, о жизни, об «опыте времени и красоты» в период серьезного заболевания).
Рассуждая об акустическом опыте, не могу не вспомнить моноспектакль «Встреча» (2015) о приключениях фотографа National Geographic в амазонской глуши. Режиссер, он же актер, Саймон Макбёрни, предстает перед зрителями на абсолютно пустой сценической площадке, очищенной от объектов и навязываемых ими коннотаций. Звуковая часть спектакля, создаваемая дирижером процесса, поступает зрителям в бинауральные наушники. Все звуковые слои — шум джунглей, льющейся воды, камнепада — автор «мастерит», словно профессиональный музыкант, с помощью подручных средств: стола, пластиковых бутылок с водой, пленок. Композиция свершается на глазах у зрителей, которые благодаря «оркестровой» полифонии проживают множество событий — путешествие по Латинской Америке, фантастический дождь, встречу с древними племенами. Этот тотальный театр, как и экспериментальный джаз, разрушает ткань времени и пространства, прощается с визуальным и дает возможность довериться своим чувствам — потенциалу слуха.
Еще один герой моего плейлиста — Роберт Гласпер, один из пионеров синтеза хип-хопа и джаза. Впервые прослушав на виниле «Everything’s Beautiful» (2016), в основу которого легли сэмплы великого джазового трубача Майлза Дэвиса, я обратила внимание на обложку Франсин Тёрк: она переосмыслила живопись самого Майлза, эстетическое и даже программное влияние на которого оказал Жан-Мишель Баскиа. Такое почти археологическое наложение одного контекста на другой отражает суть альбома. «Моя идея состояла в том, чтобы показать, как Майлз вдохновлял людей на создание нового искусства», — сказал об альбоме сам Роберт Гласпер. Стремясь оценить влияние Майлза Дэвиса и «пересобрать» его наследие, буквально подумать о нем иначе, Гласпер приглашает мастеров R&B, в числе которых Эрика Баду, Ледизи, Билал и Кинг, чтобы создать не просто ремикс, а оммаж человеку, который изменил лицо современного джаза. «Ghetto Walkin’» и «Silence Is the Way» лучше всего отражают характер и фактуру этого альбома.
