«Поставь мне джаз»
Vol. 28:
Гордий Салтыков

Каждую пятницу в рубрике «Поставь мне джаз» мы публикуем плейлисты, собранные по просьбе «Джазиста» людьми разных профессий и вкусов. Тему гость определяет сам, единственное условие — никаких условий, полная творческая свобода.

Гордий Салтыков,
главный хранитель
Музея Театра Образцова,
редактор, автор

Я живу в озвученной квартире,
Есть у нас рояль и саксофон, 
Громкоговорителя четыре,
И за каждой дверью патефон!

Так пел в своей шуточной песенке «Джаз-болельщик» один из столпов советского джаза, одессит Леонид Утесов. Вот приблизительно в такой атмосфере, о которой поется в этой песне, я и рос. Только у нас дома звучали не одесские мотивы, а великолепный русский и иностранный хард-, панк- и просто рок. У родителей было много друзей и приятелей в московской рок-тусовке, дома регулярно появлялись люди в косухах, цепях и с гитарами, открывались новые имена, аудиотека пополнялась новинками. В ходу были винил и аудиокассеты. Особенно кассеты. Их было море. Музыка у нас дома не выключалась никогда. Буквально. Ну, разве что тогда, когда никого не было дома. Я был еще садовцем, когда мне подарили мой первый магнитофончик. Маленький, с одной колонкой. Ставить себе музыку я научился, кажется, раньше, чем читать и писать. Среди множества кассет была одна, которую я особенно ценил. Сторона А называлась «Классика», сторона В — «Джаз». Так мне объяснили взрослые. «Классикой» был довольно удачно подобранный микс из самых разных инструментальных и оперных произведений, который шел под забавный тыц-пыц. Мне нравилось. А вот «Джаз»… Эта сторона притягивала меня, как магнит! Под легкое шипение иглы (кассета была записана с винила) звучала чарующая музыка, то космически-нежная, то безудержно-отвязная, то горделиво-независимая. А какой женский вокал в нескольких композициях! Мурашки по коже! Как можно так свободно, экспрессивно и при этом технически безупречно петь?! Лет до десяти сторона «Джаз» на заветной аудиокассете была моим главным проводником в мир этой музыки. Все композиции и исполнители оставались для меня безымянными. Лишь годы спустя, совсем недавно, когда в руки мне попала та самая пластинка, с которой была записана кассета, я узнал, что с джазом мне довелось знакомиться по лучшим записям оркестров Гленна Миллера («Moonlight Serenade», как ей и полагается, была открывающей композицией), Томми Дорси, Дюка Эллингтона, Каунта Бэйси, Бенни Гудмана, Леса Брауна, Вуди Хермана, Чарли Барнета, Лайонела Хэмптона и Джина Крупы. Кстати, когда я узнал, кто пел на пластинке, у меня был шок! Это были Анита О’Дэй с «Opus One» и «Tea for Two», а также Дорис Дэй с «Sentimental Journey»! «Что? Белые?! Они белые?! Да этого не может быть! У них же абсолютно “черный” голос!» Через несколько лет, учась в институте, я узнал, что не одинок: главный герой романа Жана-Поля Сартра «Тошнота» Антуан Рокантен тоже думал, что столь обожаемую им «Some of These Days» поет некая таинственная Негритянка. А оказалось, что это абсолютно белая Софи Такер!

Знакомство с притягательной музыкой продолжилось благодаря великолепной серии «Антология джаза». Разноцветные кассетки с кратким жизнеописанием исполнителя открыли мне музыкальную любовь всей жизни — Эллу Фицджеральд! Подбор композиций на ее именной кассете розового цвета был сделан безупречно. «Midnight Sun», «Something’s Gotta Give» и «Lady Is a Tramp», которые там были, до сих пор пробирают меня до мурашек, хотя на сегодняшний день я послушал, наверно, все без исключения альбомы Эллы. Позже в любимицы добавились Сара Воэн, Дайна Вашингтон и Билли Холидей. Об этой четверке прекрасных дам я могу говорить бесконечно! Потом я не на шутку зафанател от Каунта Бэйси (а с возрастом понял, что Дюк всё-таки круче, как ни крути, да-да). Потом благодаря отцу моего друга я услышал Нэта Кинга Коула и его дочь Натали, услышал сногсшибательную игру Эрролла Гарнера. Я срочно переписал всё это себе, звук был ужасный (еще бы, переписывалось всё с кассеты на кассету на примитивной аппаратуре!), но это не мешало мне наслаждаться фантастической музыкой.

Параллельно благодаря всё той же «Антологии» я открыл для себя ранний советский джаз. Это тоже было потрясение: «Ничего себе, что у нас было!» Слушал запоем. Так до сих пор и не могу решить, кто мой «номер один» — Цфасман, Варламов или Рознер. Ну, это всё при том, что я, конечно, нежно люблю Леонида Осиповича. Их дуэт с Эдитой, «Утро и вечер» на музыку Блантера, — это мое сокровенное.  

Дальше были (и продолжают быть по сей день) удивительные открытия в области соприкосновения джаза с танцевальной и эстрадной европейской музыкой 30–40-х годов. Да, да, джаз проник даже в нацистскую Германию и фашистскую Италию и очень успешно влиял там на модную музыку вопреки всем запретам. 

Почему-то меня никогда не тянуло на джаз, который рождался уже после середины 50-х. Спокойно отношусь к бибопу, всё, что пошло за ним, пока вообще не понимаю. Впрочем, недавно брешь пробилась. Захватил альбом Джун Кристи «Something Cool», очень заинтересовал советский джаз и околоджазовая эстрада конца 50-х – начала 60-х, и, прежде всего, оркестр Вадима Людвиковского. Из последних мощных открытий — латиноамериканский джаз. 

Ну, всё. Стоп, друзья. Что-то я заболтался. Ведь о музыке лучше всего скажет… музыка! Поэтому рассказ о том, как я открывал и продолжаю открывать для себя джаз, продолжит мой плейлист. Погнали!


Слушать в Spotify | Apple Music | YouTube

Об авторе

Jazzist

Редакция.

Добавить комментарий

Jazzist в соцсетях

Архивы

Свежие комментарии