Тихо и, в общем, незаметно для медийного поля берлинец Мартин Штер выпустил на собственном лейбле образцовый — по форме, методу и содержанию — альбом ковидной эпохи. Еще в марте он записал простенькую гитарную партию, закольцевал ее, поэкспериментировал с эффектами, а потом отослал двенадцати коллегам по лейблу. Те вернулись с несколькими часами свободных импровизаций на заданную тему, которые Штер с дотошностью доктора Франкенштейна свел воедино. Вроде бы при таком холодном и крайне искусственном подходе в духе метамодернистов есть риск получить на выходе музыку-кадавра. Но обошлось: “Sonic Healing” живет, дышит, демонстрирует наличие пульса — и, кажется, даже обладает терапевтическим эффектом, в согласии со своим названием.
Тема исцеления через звук, к слову, выбрана не ради хайпа. В самом начале пандемии мать Мартина перенесла инсульт и перестала говорить. Внутренняя изоляция, в которой она оказалась, наложилась на изоляцию международного масштаба. Музыканту не оставалось ничего иного, как придумать новый метод коммуникации: с помощью музыки он попытался передать все невысказанные эмоции близкого человека. Размышления об одиночестве, депрессии и поиске общего языка с миром вокруг Штера беспокоят давно. Год назад вышел его проект Homo Suizidalis Vol.1, где те же темы обыгрывались средствами пост-техно и IDM. На новой для себя территории фри-джаза он чувствует себя куда менее уверенно, но в этом и прелесть.
“Sonic Healing” производит впечатление записи, которая сама не знает, куда движется. Она постоянно мутирует: от джаза к эмбиенту и академическому минимализму; здесь спорадически вступает скрипка, там несколько фраз бормочет контрабас, а потом вдруг саксофон заходится в горячечном визге. Сбивает с толку не только драматургия, но и общая тональность композиций. Тут не приходится говорить об общей гармонии или танцах вокруг нее. Только все участники вроде бы «договариваются» играть слаженно (четче всего эти моменты слышны в “III” и “IV”), и у композиции даже обнаруживается понятный ритм, как картинка снова распадается на куски и хаос. На “I” этот странный коллаж напоминает эксперименты польского авангардиста Вацлава Зимпеля (в особенности его работы с техноэнтузиастом Джеймсом Холденом), на “IV” — экзерсисы Стива Райха с Пэтом Мэтини или шумовые поделки Джима О’Рурка с Ореном Амбарчи. Но к грандиозному финалу “V” вся эта полифоническая махина вдруг перестает спотыкаться сама об себя и выстраивается в плотный шквал звука в духе Матса Густафссона. Достигнув точки кипения — головокружительного саксофонного соло Кая Мадера, — музыка утихает и словно идет на поправку. Пара простых фортепианных аккордов звучат свежо, как первое утро без температуры после недели болезни.
Тот же Зимпель как-то сказал, что основная функция музыки — давать чувство освобождения. “Sonic Healing” ровно об этом: мама, мы все тяжело больны, но у нас есть надежда.