Драпировки, канделябры, вываренные черепа крупных копытных. Причудливо разодетые в черное, татуированные, длинноволосые люди на сцене. Дым благовоний перемешивается с пóтом взмокшей аудитории, пока сотрясающие землю аккорды проезжают по ее ушам. Очередной блэкметал-концерт? А вот и нет. Так выглядит среднестатистическое выступление Neptunian Maximalism (NNMM), группы самого экстремального фьюжна на данный момент.
Это товарищество действительно напоминает какую-нибудь оккультную секту (некоторые его участники — и правда практики движения Пути левой руки). Но забористый вид — не только концертный антураж. Фронтмен Гийом Казале и в повседневной жизни рассекает так же, как и на сцене: спутанные патлы, потасканная до дыр черная майка, огромный анх и энное количество другой бижутерии. Белая ворона бельгийской андеграундной сцены, вне основного детища Казале играет музыку весьма разноплановую. Под псевдонимом CZLT он препарирует классические индийские раги. В дуэте Jenny Torse сочиняет зубодробительный индустриальный постпанк. Вместе с кузеном, барабанщиком Пьером Арезом, не прочь навернуть брётцманновщины в AKSU.
Собственно, и Neptunian Maximalism родились в результате того, что неусидчивому Гийому надоело джемить вдвоем с Арезом на их новой репбазе HS63. Как-то раз он позвал в гости саксофониста Жана-Жака Дюринкса и ударника бельгийской нойзрок-группы K-Branding Себастьена Шмита. Совместные сессии становились всё более регулярными, постепенно к ним присоединялись другие музыканты — и в один прекрасный день Гийом Казале обнаружил, что его новый оркестр состоит из десяти с лишним человек, настолько же одаренных, насколько сыгравшихся.
«Éons», прошлогодний дебют этого оркестра, удивил вообще всех. По трем дискам были неравномерно распределены импровизации с ощутимым перегрузом и ритуалистский авант-метал. После выхода альбома Neptunian Maximalism сравнивали со всеми громкими именами психоделического гитарного дрона сразу. Но, пожалуй, если судить по идеологии и образу действий, оркестр Казале ближе всего к двум коллективам. Первый — французские прог-рокеры Magma. Как и взлетевшая в 70-е команда Кристиана Вандера, NNMM обращаются к вненаучной фантастике и провозглашают свои работы посланием людям от другой цивилизации, настроенной к человечеству терпимо, но не особо благосклонно. А их басистка Решма Гулами и вовсе носит кобайский амулет с логотипом Magma, дизайн которого придумал Вандер. Вторыми же вспоминаются Electric Masada. Коллектив Джона Зорна видел в совместной импровизации осознанное магическое действие; NNMM тоже воспринимают творчество как эзотерический ритуал. Есть и другие параллели. С обложки «Éons» скалится представитель постчеловеческой расы разумных слонов: через группу он якобы сообщает людям знание об их будущем. Почти что буддийское божество Ваджрасадху — покровитель ищущих неведомое и хранитель священных текстов из оформления масадовского «At the Mountains of Madness».
Рубилово «Éons» было поставлено великолепно. Одно но. После выхода подобных альбомов неизбежно возникает вопрос: окей, а как музыканты его переживут? Можно ли подняться на вершину еще выше? Прогнозы хорошие: судя по программе «Set Chaos to the Heart of the Moon» (очевидный кивок пинкфлойдовской «Set the Controls for the Heart of the Sun»), представленной в апреле на фестивале Roadburn, подготовка к преодолению своего же рекорда идет полным ходом. А пока Казале и компания дразнят слушателей записями «живяков» и промежуточными импровизационными мессами.
«Solar Drone Ceremony» — как раз такая записанная одним дублем 53-минутная импровизационная сессия, последнее на текущий момент публичное выступление группы. Перед нами монолит совершенно другого состава: при той же чернокнижной сути он ощутимо спокойней «Éons». Если на дебюте группа рисовала масштабный звук белых карликов и сверхновых, то «Solar Drone Ceremony» скорее выражает тихую радость от их созерцания на безопасном расстоянии. С чем еще наблюдать за обновлением космической материи, если не с почтением? Довольно быстро начинаешь понимать, что за бесконечными спейсроковыми завитушками, утробно рычащими гитарами и ровным ревом духовых здесь скрывается джаз духовного толка. И в весьма необычном изводе: бельгийцы не обращаются к голосу крови, что в спиричуэл-джазе после работ Камаси Вашингтона и Шабаки Хатчингса снова стало модно, а ищут ответы где-то извне, в звездном небе и звуке космоса. Шепот их медных, деревянных и живых глоток предназначается скорее третьему глазу, чем внутреннему уху.
Что ж, после «Éons» этих музыкантов хочется слушать в любых ипостасях: и когда они орут, и когда шепчут.
