В начале 2022 года лондонский лейбл Raw Tonk Records выпустил альбом саксофониста [и постоянного автора «Джазиста». — Прим. редакции] Ильи Белорукова «A Fluteophone in the Forest». Концепция его исчерпывающе описывалась названием: на нем были запечатлены импровизации на альт-флейтофоне (гибриде флейты и саксофона), сыгранные музыкантом где-то в лесах Вологодской области. Этот материал стоит особняком в списке музыкальных опытов Белорукова последних лет, концентрирующихся главным образом на электроакустической импровизации. Здесь мы слышим исключительно естественный звук акустического инструмента, помещенного в непривычную среду. Сама эта среда, к слову, на запись попадает лишь эпизодически. Чаще всего природные звуки и прочие окружающие шумы, сопровождавшие творческий процесс, не слышны — музыка здесь в каком-то смысле вынесена из первоначального контекста. А вот ее реакция на этот контекст сохранилась. В какие-то моменты, например, мы слышим, как Илья имитирует пение лесных птиц. В другие можем живо представить, как он делает паузу, прислушиваясь к окружающим звукам и определяясь с дальнейшим направлением движения, и так далее. При всем том материал местами звучит на удивление «джазово». В общем, это очень интересный музыкальный опыт, с которым непременно стоит ознакомиться любителям современной импровизации.
Год спустя шотландский лейбл scatterArchive выпустил «сиквел» — «A Fluteophone in the House». Его концепция аналогична прошлогоднему альбому (снова альт-флейтофон соло в необычной обстановке), а вот контекст совсем иной. Летом 2022 года Белоруков занимался наведением порядка в доме своего отца, скоропостижно скончавшегося несколькими месяцами ранее (сам Илья провел там несколько детских лет). Импровизационные сессии, на основе которых собран альбом, были записаны в пустых помещениях этого дома. Каждый трек — в отдельной комнате, указанной в его заголовке. Уже можно понять, что работа была глубоко личной для музыканта, и обстоятельства записи действительно нашли отражение в характере музыки.
Большая часть пьес на альбоме длится около двух минут. По словам Ильи, играть их было трудно, и на больший хронометраж ему просто не хватало концентрации. Тем не менее, обстановка оказалась вдохновляющей для творчества — отчий дом дал богатую почву для музыкальной рефлексии. Вполне закономерным образом «A Fluteophone in the House» звучит еще более интроспективно, чем его предшественник. Здесь уже практически нет фри-джазовых влияний, не остается места и для несерьезностей, встречавшихся на «лесной» записи. Белоруков чаще всего играет тихо, оставляет в музыке много воздуха и пустых мест, уделяет внимание всевозможным тонким нюансам, иногда использует расширенные техники звукоизвлечения. Окружающее пространство, как и на предыдущем альбоме, не слышно, но хорошо чувствуется. Музыкант как всегда скрупулезно поработал над звуком, но в нем всё же заметна некоторая сырость, дающая понять, что запись делалась не в стерильных студийных условиях. Зачастую тихий импров предполагает возможность вторжения в свое повествование посторонних звуков, но здесь, кажется, не тот случай: эта музыка лучше всего работает в полной тишине и требует от слушателя подходящего настроения. Это тихая, грустная, медитативная, направленная внутрь себя и по-своему красивая запись.
Продолжая линию предыдущего «флейтофонного» альбома (интересно, перерастет ли она в полноценную серию записей?), «A Fluteophone in the House» оказался совсем иным по характеру и звучанию. Сравнивая эти записи, хорошо понимаешь, что даже с радикальными ограничениями выразительных средств музыкант может оставаться по-настоящему многогранным. Редукционизм — это серьезная проверка для музыканта, показывающая, действительно ли ему есть что сказать. И Илья Белоруков раз за разом уверенно ее выдерживает.
