Чикагский барабанщик, композитор и педагог Кабир Далавари делает максимально удобоваримый джаз — такой, какой обычно сопровождается звоном бокалов и тихим гулом разговоров. Вам наверняка знакома эта ситуация. Типичную музыку предваряет конферансье не менее типичными словами: «Дамы и господа, усаживайтесь поудобнее, в этот чудесный вечер мы с вами будем наслаждаться изысканными звуками джэээээээээээза…» В любой стране мира находятся музыканты для жующей публики. Это не хорошо и не плохо, это просто факт.
Ни живот, ни голова от произведений Далавари точно не разболятся. Его новый, второй в дискографии альбом «Last Call» с первых нот стремится спрятаться где-то на заднем плане, ни в коем случае не овладевая вниманием слушателя. Это воспитанный современный постбоп с чистыми ногтями — как если бы из музыки Арта Блэйки вынули душу и нерв, оставив лишь оболочку, впрочем, вполне обаятельную.
В таком скромном подходе есть свои преимущества. Прежде всего, можно быть уверенным в качестве исполнителей — ведь музыка должна быть сыграна умело и легко, чтобы не тревожить уши аудитории. Далавари подошел к подбору бэнда ответственно. В его ансамбле то пять, то шесть музыкантов: два саксофона, гитара, фортепиано, контрабас и ударные. Все они — крепкие хорошисты; особо выделяются пианист Николас Олинчив и тенор-саксофонист Крис Мэдсен. Пусть волшебная искра между участниками так и не проскальзывает, слышно, что все они по большей части получают удовольствие от происходящего в студии. В заслуги команды стоит записать и то, что все музыканты хорошо понимают, когда нужно расступиться перед лидером. А делать это по ходу альбома приходится часто: Далавари не стесняется выходить вперед с обширным соло уже в первой композиции «Last Call» и дальше не упускает возможность показать себя на протяжении всей записи.
И хорошо, иначе альбом оказался бы совсем беззубым. В «Detached», например, Далавари отчаянно двигает нарратив вперед брейкбит-приемами, заслоняя своим телом неудачную перекличку фортепиано и гитары. В «Consciousness» — виртуозно переключается с палочек на щеточки, чтобы оттенить работу Олинчива за клавишами (тот, кстати, отдувается здесь сразу за всю ритм-секцию, потому что партия баса скучна и формальна). В этой композиции, да еще в следующей «Turbulence», наступает, наконец, тот редкий момент, когда альбом становится действительно интересно слушать. В первом случае Далавари выдает могучее соло, во втором — затевает с пианистом и саксофонистом почти фри-джазовую игру с эмоциональными качелями. «Turbulence» вообще на диво хороша — это вещь с мистической композиторской харизмой а-ля Уэйн Шортер, да и просто лучшая пьеса альбома.
Когда Далавари со своим квинтетом-секстетом перестает стараться понравиться всем, слышно, что ему есть что сказать, и говорит он убедительно. Но чтобы его услышать, придется прорваться через набивший оскомину сеттинг «изысканных звуков джаза». Если решитесь, сперва сделайте себе бутерброд — чтобы было что пожевать.
